Карантин придумали венецианцы в XIV веке, 40 дней держа корабли у своих берегов прежде чем разрешить им разгружать товары. Когда мы тут неожиданно посидели в карантине, выяснилось, что по Венеции мы особенно соскучились. Пока туда по-прежнему нельзя, но можно на выставку «Под маской Венеции» в Царицыно, куда привезли более 100 оригинальных экспонатов из Фонда городских музеев этого города.
Режиссер Егор Перегудов определяет жанр своего нового спектакля «Сны моего отца» как «диорама безумия». Сценическое пространство здесь действительно выстраивается полукругом с передними и задними планами. Поражает то, как исключительно театральными средствами, без каких-либо новомодных спецэффектов, в спектакле достигается подлинно кинематографическая иллюзорность, смешиваются пространство, время, реальное и сновидческое.
85 лет назад именно на сцене РАМТ были впервые исполнены две симфонические сказки – знаменитая «Петя и волк» Сергея Прокофьева и забытая «Володя-музыкант» Леонида Половинкина с ритмодекламацией. Решив поставить их, режиссер Егор Перегудов и солист оркестра «Персимфанс» Петр Айду соединяют музыку с вольной стихией и образностью театра. Получается озорно и феерично.
Продюсерская компания MuzArts, созданная экс-солистом Большого театра Юрием Барановым, представила на сцене Большого новый проект – вечер современной хореографии Postscript, состоящий из четырех балетов, в трех из которых занята прима-балерина Ольга Смирнова.
В балете «Орландо», поставленном Кристианом Шпуком по одноименному роману Вирджинии Вульф специально для Большого, хореография соединяется с нарративом – текст произносится во время танца. Это сочетание двух форм позволяет четко рассказать историю, но при этом сохранить абстрактный пластический рисунок и минимализм. Танец и текст сочленяются на пустой темной сцене, где оформлением становятся тела танцовщиков и предметы, иногда проносимые во время замедленной проходки миманс. В музыке разных композиторов преобладают струнные и прежде всего виолончель. Ее звучание для Шпука – символ переплетения мужского-женского. Об их единстве в человеке и писала Вирджиния Вулф.
Решив рассказать без прикрас о театральном закулисье, режиссер Дмитрий Крымов сделал очень вероисповедальный спектакль. «Моцарт. “Дон Жуан”. Генеральная репетиция» – исповедь демиурга, его покаяние и признание любви ко всем, кто делает вместе с ним театр: актерам и работникам сцены, вплоть до самых ничтожных.
Задник сцены превращен в большой экран, на нем песком рисуются картинки: мальчик, семья, деревня, балерина, Ленинград, биржа, скрипка… На них накладывается кинохроника. Все, что нарисовано песком, легко стереть и перерисовать. Так стирались и перечеркивались судьбы тех, кому суждено было услышать 22 июня 1941 года о начале войны.
Свой «Вишневый сад» режиссер Юрий Муравицкий упорно называет комедией, как делал, кстати, и Чехов, хотя ему не верил сам Станиславский, настойчиво споривший с автором. Чтобы зритель на этот раз точно уверовал, Муравицкий меняет финал – делает его счастливым, как в комедиях. Кто-то скажет, что это издевательство. Но так режиссер исследует Чехова, копается в его тексте.
В ритмах джаза, музыки радости, грусти и отчаяния, лучшей музыки на свете, режиссер Владимир Панков пересказывает роман Хораса МакКоя «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» Джаз встречает зрителей еще в фойе, сопровождает в зал и затем обрушивается мощным соло главной героини Глории (Сэсэг Хапсасова). «Если бы ты мог мне помочь умереть», – говорит она Роберту (Виктор Сапёлкин). Так со слов о смерти начинается история про танцевальный марафон на выживание.
Вечера одноактных балетов, когда в одну программу сводятся совершенно разные хореографы, были одним из первых смелых нововведений Лорана Илера на посту худрука балета в Музыкальном театре им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко (МАМТ), который он занял в 2017 году. Так Илер, по сути, начал собирать на сцене энциклопедию современно балета.
