Поп-арт как объект желаний - Wealth Navigator

Поп-арт как объект желаний

Поп-арт как объект желаний

Масштабная выставка, посвященная поп-арту, в Fondation Louis Vuitton в Париже предлагает посмотреть на это важнейшее художественное течение современности через призму Тома Вессельмана, самого чувственного из поп-артистов, который сам себя к ним даже особо не относил.


Наталья Шастик

В Fondation Louis Vuitton, частном музее владельца LVMH Бернара Арно, американское любят. В 2022‑м здесь показывали совместную выставку Энди Уорхола, главного поп-артиста, и Жан-Мишеля Баския, первого чернокожего художника, добившегося успеха. В конце 2023‑го – начале 2024‑го провели первую во Франции ретроспективную выставку Марка Ротко, важнейшего представителя американского абстрактного экспрессионизма. А с октября 2024‑го по февраль 2025‑го собрали 35 фигур поп-арта на выставке Pop forever, Tom Wesselmann &…

Такое чередование можно считать примечательным и даже забавным, учитывая, насколько сильно представители двух школ американского искусства друг друга не любили, иногда вступая в физические разборки в знаменитом баре Cedar Tavern в Нью-­Йорке. Как известно, к Джексону Поллоку, лидеру абстрактного экспрессионизма, Уорхол испытывал сильную личную неприязнь (выставку Поллока, кстати, можно увидеть в Париже в Музее Пикассо параллельно с Pop forever). А одним из этапов становления поп-арта стал выпад Роберта Раушенберга против своего наставника Виллема де Кунинга: в 1953‑м первый стер карандашный набросок второго, выставив затем как свою работу под названием «Стертый рисунок де Кунинга». Стирание, подмена, заимствование, перетасовка – ключевые особенности поп-арта.

Поп-арт – это не Уорхол

Примечательно, что на выставке про поп-арт Уорхола, который с ним в первую очередь ассоциируется, очень мало. На самом деле представлена всего одна, но знаковая вещь – «Бирюзовая Мэрилин». Икона поп-арта, его «джоконда», запечатлевшая икону поп-культуры Мэрилин Монро. Смерть последней, как это часто бывает в религиозных культах, оказалась ей только к лицу – Уорхол «сакрализировал» актрису на своем полотне сразу после ее само­убийства. Монро, ее красные губы, золотые волосы стали повторяющимся мотивом в поп-арте и превратились в расхожий образ современной визуальной культуры.

Энди Уорхол, «Бирюзовая Мэрилин»,
1964 год

Сведя вынужденно или осознанно присутствие Уорхола к минимуму, кураторы выставки Дитер Бухара и Анна Карина Хофбауэр собрали целый сонм не менее знаковых представителей направления: Роя Лихтенштейна, Джаспера Джонса, Джеймса Розенквиста, без которых поп-арт не был бы поп-артом в не меньшей степени, чем без Энди, и еще более 30 художников и художниц разных поколений и национальностей, начиная с 1920‑х. Женский взгляд на поп-арт (а сегодня ни одна выставка в Европе не обходится без гендерного баланса) представляют Марисоль, Эвелин Аксель, Яёи Кусама, Марджори Страйдер, Сильви Флери и другие. Работы француза Марселя Дюшана, изобретателя реди-мейда, а с ним и всего contemporary art, и немецкого дадаиста Курта Швиттерса призваны продемонстрировать истоки поп-арта, а творения ныне здравствующих Джеффа Кунса и Ай Вэйвэя – перспективы. Кстати, три работы современных художников, Деррика Адамса, Томокадзу Мацуяма, Микалена Томаса, высказывающихся на тему телесности и эротики в массовой культуре, были созданы специально к выставочному проекту. То есть, утверждая в своем названии вечную жизнь поп-арта, выставка этому непосредственным образом способствует.

© Lasse Olsson / Pressens bild

Но больше всего тут Тома Вессельмана, имя которого и вынесено в название: 150 работ в разных техниках. При жизни у этого художника не было полномасштабной музейной ретроспективы, так что выставка в Fondation Louis Vuitton, по сути, может считаться таковой. Именно через призму вессельмановского творчества, с лихвой впитавшего в себя дадаизм, Матисса и старых мастеров, ее кураторы размышляют на тему, почему поп-арт с нами навсегда.

Знак знака

Однажды в 1954 году Джасперу Джонсу приснился сон, в котором он нарисовал американский флаг. Проснувшись, он так и сделал – нарисовал на полотне государственное полотнище США, имитируя экспрессивный мазок Джексона Поллока, которого не любил не только один Уорхол. Так был создан знак знака. В 1928 году сюрреалист Рене Магрит написал на своей картине с трубкой: «Это не трубка». «Флаг» Джонса – это тоже, конечно, не флаг. Самое интересное в нем, что это реди-мейд наоборот. Джонс не взял готовый объект – писсуар, как сделал в 1917 году Марсель Дюшан, и не объявил его произведением искусства (дюшановский писсуар «Фонтан» выставлен на Pop forever), а сотворил арт-объект, который может быть использован как реди-мейд («готовый объект») – висеть где-то на стене и служить американским флагом. Джонс затем не раз живописал полотнище: у него есть монохромный флаг, три флага в одном. Флаги потом в поп-арте рисовали часто. На Pop forever выставлен «Африканский американский флаг» Давида Хаммонса 1990 года, который есть высказывание на болезненную для США расовую проблему.

© casterlinegoodman.com

«Флаг» Джонса считается одной из точек отсчета американского поп-арта. Родившись как стиль и направление в Европе, в Британии, прорастая из сюрреализма и дадаизма, поп-арт именно за океаном превратился в глобальное и мощное явление. Но уже и в своей европейской версии он был всегда про Америку. Эдуардо Паолоцци, которого часто объявляют первым поп-артистом (и на выставке Pop forever его работы есть), а также другие художники Independent Group, сформировавшие основы британского попа, изначально вдохновлялись визуальным языком американской рекламы, которая хлынула в Европу вместе с высадкой союзников. Поп-арт был и есть про Америку, ее ценности, символы и «американскую мечту». Про Америку как первое в истории «общество изобилия», реализованная утопия про страну Кокань из средневекового фольклора с ее молочными реками и кисельными берегами, где еда готовится сама, а все жители вечно молодые. А также про Америку как реализованную антиутопию, где случилась нейтрализация всех ценностей и наступил конец культуры. «В этом средоточии богатства и свободы всегда стоит один и тот же вопрос: “Что делать после оргии?” Что делать, когда все доступно: секс, цветы, стереотипы жизни и смерти? Вот в чем проблема Америки, которую унаследовал весь остальной мир», – резюмировал в своем эссе «Америка» Жан Бодрийяр, один из главных философов XX века. Поп-арт во многом и есть ответ на бодрийяровский вопрос. Что делать после большой американской оргии? Восхищаться всем тем, что подарило нам «общество изобилия», сакрализировать товары, супермаркеты, рекламу. Стать поп-артистом.

Том Вессельман, «Натюрморт № 31»,
1963 год

Известно, что спецслужбы США сознательно продвигали абстрактный экспрессионизм, использовали Поллока, Ротко, де Кунинга в пропагандистской вой­не с левым движением, к которому принадлежали многие европейские художники-­модернисты. Но настоящий путеводитель по американским ценностям – это, конечно, поп-арт. (Впрочем, Лео Кастелли, влиятельный арт-дилер, открывший миру Уорхола, Раушенберга и других поп-артистов, тоже делал это не без государственной поддержки.) Поп-арт, по сути, этакий запоздалый американский национальный бидермейер, случившийся в XX веке. У двух направлений даже созвучные названия: бидермейер от немецкого «простодушный», поп-арт означает «популярный». Если Джонс рисовал американский флаг, то Уорхол – доллар, суп Campbell, Мэрилин, электрический стул, Клас Олденбург мастерил гигантские гамбургеры и прочий фастфуд, Рой Лихтенштейн – автомобили. И конечно, поп-арт невозможен без кока-колы, этого «великого напитка американской нации», ставшего всемирным объектом желания после Второй мировой вой­ны (освобождая Европу, союзники также возводили на ее территории передвижные заводы по розливу колы), подменившего нам в итоге свободу и равенство (как сказано Уорхолом, «президент пьет кока-колу, Лиз Тейлор пьет кока-колу, и только подумай – ты тоже можешь пить кока-колу»). Уорхоловских работ с кока-колой на выставке нет, но есть инсталляция Ая Вэйвэя «Урны династии Хань с логотипом Coca-­Cola».

Начинается же экспозиция в Fondation Louis Vuitton с «Натюрморта № 31» Тома Вессельмана – огромной трехмерной работы со встроенным внутрь телевизором. Мы видим стол с клетчатой скатертью, на нем почти сезановские яблоки и прочие фрукты. Над столом – копия портрета Джорджа Вашингтона работы Гилберта Стюарта, как на долларовой купюре. На экране телевизора – Джон Кеннеди, произносящий в Западном Берлине свою знаменитую речь «Я – берлинец». Кеннеди, олицетворявший Америку 1960‑х, тоже повторяющийся мотив в поп-арте, как Мэрилин и бутылка с колой. В 1961‑м его запечатлел Джеймс Розенквист в работе «Президент избран». Улыбающийся Кеннеди с предвыборного плаката совмещен в ней с кусочком торта и новым желтым Chevrolet из рекламы. Пока выставка в Fondation Louis Vuitton приглашала всех любителей искусства и Америки посмотреть на Кеннеди авторства Розенквиста, в США был избран новый президент – главный защитник традиционных американских ценностей Дональд Трамп. Пожалуй, лучшего информационного контекста кураторам было и не вообразить.

© Ai Weiwei

Встреча яблока Сезанна с кока-колой

Информационная повестка на Pop forever тоже стала частью экспозиции. В телевизорах и радиоприемниках, которые часто присутствуют в работах Тома Вессельмана, транслировались актуальные новостные программы. Поп-арт, построенный на визуальном языке рекламы, – сплошной площадной театр, но творчество Вессельмана – этот самый театр par excellence.

Начавший рисовать комиксы во время службы в армии, работавший газетным карикатуристом, Вессельман прошел через искушение абстрактным экспрессионизмом и Виллемом де Кунингом и, так же как и Раушенберг, радикально с ним разорвал, обратившись к поп-арту. Он не просто художник, но скульптор и гравер, создававший с помощью лазерной резки сложнейшие по технике «рисунки из стали». Работая в эстетике поп-арта и с такими необычными материалами, Вессельман постоянно вел диалог с классической живописной традицией. Поэтому взгляд на поп-арт через призму его творчества и правда меняет оптику. Посредством Вессельмана поп-арт, который «неискусство» и даже «недоискусство», вульгарный, погруженный в повседневность и грубую товарность, играющий на том, чего в истории никогда не было, – на обществе потребления и рекламе, словно восстанавливает контакт с искусством. Впрочем, полностью с поп-артом Вессельман себя никогда не ассоциировал.

© ADAGP, Paris, 2024

Один из любимых жанров художника – натюрморт. С одной стороны, от вессельмановских Still life веет «старыми мастерами», с другой – они про американские продуктовые ценности как они есть. Изображения продуктов здесь – вырезки из рекламных буклетов, тщательно подобранные по цвету, наложенные непосредственно на поверхность картины. В работах Вессельмана много «третьего измерения» – реди-мейдов: телевизоры и радиоприемники, ведущие трансляции, телефоны, которые в самый неожиданный момент могут зазвонить, дверцы холодильников, крышки унитаза, реплики бутылок, оконные рамы, мебель. Эти картины-­инсталляции огромны. Стоя перед ними, чувствуешь себя уменьшившейся Алисой в американской «Стране чудес». И вессельмановская «страна изобилия» подчеркнуто эстетична, в ней нет ничего кричащего, китчевого, колористика и композиция вполне соответствуют классическим канонам.

«Мне недостаточно просто нарисовать пачку сигарет и яблоки. Так они будут предметами из одного ряда. Но если пачка из рекламы, а яблоко нарисовано, то это две разные реальности, и они взаимодействуют друг с другом», – рассказал Вессельман в интервью Art News в 1964 году. И это совмещение почти «сезанновских яблок», из которых во многом выросло все искусство модернизма, с изображениями из рекламных буклетов и реальными бытовыми предметами – самое интересное в его творчестве. Это как «случайная встреча швейной машинки с зонтиком на столе патологоанатома» у Лотреамона в культовых «Песнях Мальдорора», абсурдное соединение несоединимого, ставшее руководством к действию для сюрреалистов и дадаистов.

Красота по-американски

Как и Джонсу, Вессельману тоже однажды приснился сон про флаг – про три его цвета: красный, синий, белый. Проснувшись, он решил нарисовать в этих оттенках обнаженную женскую натуру, один из ключевых сюжетов классического искусства. Серия The Great American Nude стала в итоге у него самой известной и долгоиграющей: ню № 1 была сделана в 1961‑м, последняя – в год смерти, в 2004‑м.

Том Вессельман, «Великая американская обнаженная, № 26», 1962 год

«Великие американские обнаженные» явно появились под впечатлением от «Женщин» де Кунинга, но главным источником вдохновения для Вессельмана стали одалиски Анри Матисса и все знаменитые ню мировой живописи. Как «Олимпия» Мане, отсылая к Венерам Джорджоне и Тициана, была феноменом XIX века, художественным и культурно-­социологическим, результатом того переворота, который ее автор совершил в искусстве, так и обнаженные одалиски Вессельмана из эпохи товарного изобилия и сексуальной революции. Они объекты желания и желающие субъекты одновременно. Их образы художник брал с рекламных плакатов, но вдохновлялся и реальной натурой – собственной женой Клер Селли, с которой познакомился еще во время учебы в Школе искусств и архитектуры Купер-­Юнион в Нью-­Йорке и прожил всю жизнь. «Великие обнаженные» прочерчены линиями, сделаны очень графично, как матиссовская «Синяя обнаженная», и помещены в гиперреалистичный контекст – интерьеры среднеамериканского дома, продукты из супермаркета, флаг США, портреты президентов. Иногда над «обнаженными» возникают образы из классического искусства: «Джоконда» Леонардо, «Девушка в румынской блузке» Матисса, «Габриэль с розой» Ренуара и так далее.

В 1970‑х Вессельман начал своих одалисок расчленять: изображать отдельно ноги, руки, ногти с ярким маникюром, губы с неизменной красной помадой, как у Мэрилин, груди, соски. Словно иллюстрируя культовую сцену из «Презрения» Годара, когда голая Брижит Бордо спрашивает Мишеля Пикколи: «А ты любишь мои щиколотки? А ты любишь мои колени? А мои бедра? Тебе нравятся мои ягодицы? А мои груди? Которую ты предпочитаешь?» Тогда же была создана очень фетишистская серия Smoker – огромные женские рты с красной помадой, с сигаретой в зубах, в клубах дыма. Ставшие почти культовыми в 1980‑е, сегодня эти работы пали жертвой антитабачной повестки – показывать их часто стесняются. Но французы менее чувствительны, чем американцы, ко многим вещам и запретам, включая сигареты и женский сосок (он у Вессельмана частый мотив), поэтому отвели Smoker почетное место: в темной торжественной обстановке небольшого по размеру пространства они нависали над зрителями, поражали, соблазняли.

Как ни парадоксально, но, несмотря на всю кричащую сексуальность, поп-арт, заимствовавший рекламную эстетику с ее объективацией женского тела, чувственность как таковую являл редко. Она есть у женщин-­художниц, которых на выставке в Fondation Louis Vuitton вывели из мужской тени, показали во всей красе. Чувственности никогда не было, например, у Уорхола – Мэрилин Монро, Элизабет Тейлор, Жаклин Кеннеди и другие секс-символы эпохи превращены им в иконы гламура, полностью лишены витальности, мумифицированы. И Вессельман, один из немногих поп-артистов с традиционной сексуальной ориентацией, любивших обычных живых женщин, а не теледив, за всех в поп-арте и отдувается. «Живопись, секс и юмор – самые важные вещи в моей жизни», – сказал он в интервью 1984 года. Соблазнение не долларом, не новым Chevrolet или кока-колой, а женским телом, которое всегда было источником вдохновения в мировом искусстве, – вот особый ценный вклад Вессельмана в эстетику поп-арта.

Поп-арт навсегда

Несмотря на всю свою дерзость и крикливость, поп-арт, валоризировавший профанный, низменный мир рекламы, не был самой радикальной художественной революцией. До «антиискусства» Дюшана или концептуалистов 1970‑х, которые призывали искусство вообще отменить, ему далеко. Напротив, будучи «недоискусством», поп-арт очень хотел искусством стать. И стал. Как чрезмерное потребление превратилось в суть «американской мечты», подменив собой свободу, равенство и стремление к счастью, так и поп-арт вот уже больше полувека «главное из искусств». И пока «мы потребляем и, следовательно, существуем», вопреки всем экологическим вызовам, от его эстетики нам никуда не деться. Поп-арт с нами и правда навсегда, как объявлено в названии выставки в Fondation Louis Vuitton, до последних времен разучившегося жить без чрезмерного потребления человечества.