МВФ считает стагнацию коротким путем к росту неравенства, а оно снижает социальную мобильность и меняет представление об этике. Неудовлетворенность и отчаяние – плохие условия для инноваций и экономического роста, предупреждает нобелевский лауреат Эдмунд Фелпс. Потрясающее изобильное будущее создают предприниматели-­визионеры, которые не придерживаются политики краткосрочных выгод, уверен Винод Хосла. У венчурного капиталиста – долгосрочный горизонт планирования, он может пренебрегать сиюминутной выгодой, а неудачи тоже считает результатом, полагает Илья Стребулаев.

Замедление экономического роста ведет к усилению неравенства и нестабильности, предупреждает глава Международного валютного фонда Кристалина Георгиева и предлагает набор политических мер, которые предотвратят такое развитие. Мировая экономика, констатирует она, застряла на низкой передаче. Стагнация хуже рецессии. По данным МВФ, четыре года стагнации почти на 20% увеличивают неравенство доходов внутри стран. Причины: новых рабочих мест появляется меньше, доходы растут медленнее, к тому же ограничены возможности бюджета, поэтому разрыв между самыми богатыми и самыми бедными в такой ситуации больше, чем при обычной рецессии.

МВФ прогнозирует рост мировой экономики на 3,2% в 2024 году и на 3,3% в 2025-м.

Глава фонда призывает не допустить, чтобы мир впал в затяжной период вялого роста, который усугубляет проблемы нищеты и неравенства. Для этого нужно развивать конкуренцию, сделать финансирование доступным, увеличить численность рабочей силы, в том числе и за счет простоты перемещения. Нельзя закрывать экономику наших стран: свободная торговля играет большую роль в обеспечении экономического роста и создании рабочих мест.

Кроме того, надо поддерживать самых уязвимых членов общества мерами налогово-­бюджетной политики. У развивающихся стран есть потенциал, чтобы увеличить налоговые поступ­ления до 9% ВВП, показало исследование МВФ. Впрочем, независимо от того, какой будет бюджетная политика, люди должны быть уверены, что налоги идут на благо общества, а не на обогащение власть имущих. Поэтому важны прозрачность и борьба с коррупцией.

Кроме того, МВФ пересматривает инструмент льготного кредитования для стран с низким доходом – трастовый фонд на цели сокращения бедности и содействия экономическому росту.

Автор призывает не игнорировать тех, кто остался в стороне от экономического и технологического прогресса, будь то отдельные люди или целые нации, пытающиеся сократить разрыв.

…но некоторые равнее других

Вопросы неравенства обсуждались на встрече министров финансов и глав центральных банков G20, которая прошла в Рио-де-­Жанейро в июле. Резюме дает в своем блоге экономист и преподаватель Тимоти Тейлор, редактор Journal of Economic Perspectives (издается в Macalester College в Миннесоте).

Если посмотреть на неравенство внут­ри стран, то оно растет. Неравенство между странами, наоборот, снижается. Если сложить эти две тенденции, глобальное неравенство становится меньше. Автор обращает внимание на неочевидную корреляцию между ростом ВВП на душу населения и коэффициентом Пальмы (соотношение суммарных доходов 10% самых богатых и 40% самых бедных жителей страны). Динамика в разных странах различается. Например, в странах Африки повышение ВВП на 10% снижает коэффициент Пальмы лишь на 0,8%, а в развитых экономиках стран G20 вслед за ростом ВВП этот коэффициент повышается на 3,5%. На экономический рост и неравенство могут влиять разные факторы.

Тейлор удивляется, что аналитики МВФ вспомнили кривую Кузнеца (Kuznets curve) и используют ее в своих расчетах. Выдвинутая Саймоном Кузнецом в 1954 году гипотеза предполагает, что на разных стадиях экономического развития неравенство доходов сперва возрастает, а по мере роста экономики имеет тенденцию снижаться, она оформлена в виде перевернутой U-образной кривой.

Однако аналитики признают, что гипотеза может не учитывать «другие структурные факторы». В частности, смещенный по квалификации технический прогресс – так на языке экономистов называется явление, когда развитие технологий в некоторых случаях может дать преимущество тем, кто обладает определенными навыками. Еще один современный фактор – усиление глобализации, добавляет Тейлор.

Речь не о том, что все технологические изменения и глобальная торговля усиливают неравенство. А лишь о том, что некоторые их аспекты могут стать проявлением таких тенденций в странах с высокими доходами, уточняет экономист.

Политика налогов и трансфертов – не главное средство в борьбе с неравенством. Стоит помогать людям приобретать больше навыков – будь то образование или профессиональное обучение, – чтобы они могли получать преимущества в мире технологических изменений и глобализации.

Еще один повод бороться с неравенством рассматривают в своем исследовании Марьям Кучаки (Школа менеджмента Келлогга), Кристофер То (Университет Ратгерса) и Дилан Вивад (компания Slack Technologies). Они доказали, что высокий уровень экономического неравенства – в стране или регионе – приводит к более терпимому отношению к не­этичному поведению.

Когда человек чувствует общественное неравенство, но все равно способен двигаться вверх, он ощущает конт­роль над ситуацией. А когда движение невозможно, любой потеряет чувство контроля, объясняет Кучаки. Отношение между неравенством и потерей контроля оказалось связано с уровнем социальной мобильности. Неравенство ее снижает и приводит к общественной депривации. Когда мы осознаем, что не контролируем свою жизнь, нам проще принимать неэтичное поведение.

Инновации затормозили

Директор центра «Капитализм и общество» Колумбийского университета, нобелевский лауреат Эдмунд Фелпс дал интервью подкасту «Капитализм и свобода в XXI веке». 90‑летний экономист вспомнил, как сначала хотел заниматься философией, но по совету отца прочитал работы Пола Самуэльсона, увлекся лекциями Джеймса Нельсона в университете Амхерст. Рассказал Фелпс и о своих научных достижениях и интересах: золотом правиле сбережений, микроэкономических основах занятости и инфляции, равновесном уровне безработицы, который достигается немонетарными методами. Если ожидания того, как вырастут зарплаты в экономике, будут меняться медленно, то тарифные ставки тоже будут выравниваться медленно.

«Дальнейшее исследование ожиданий привело меня к развитию модели теоретической экономики, построенной вокруг ценовых ожиданий и поведения, которая исходит из того, что инфляция зависит от уровня безработицы и ожидаемой инфляции. В этой модели использовался естественный уровень безработицы (это долговременная безработица, которая не зависит от темпов экономического роста). Мы с Милтоном Фридманом не сговариваясь изучали это понятие, которое я определял как равновесный уровень безработицы, он – как естественный. Это было совпадение», – объясняет Фелпс.

В фокусе его интересов – инновации, исходящие с самых низов, от обычных людей, которые используют свое воображение для создания новых продуктов и новых способов производства. «Моя индигенная теория резко отличается от теории Шумпетера, в которой инновации экзогенны и в основном исходят от ученых, находящихся вне экономики», – уточняет он.

По словам Фелпса, западные сообщества наполнены ­неудовлетворенностью и отчаянием, в этом причина замедления инноваций, а с ними и экономического роста: «Некоторое время назад я отмечал потерю современных ценностей – прежде всего индивидуализма (не путать с эгоизмом), витализма и стремления к самовыражению – как основной причины потери динамизма».

Он признает, что в обществе есть немного гениев, чьи идеи имеют коммерческую ценность, поэтому инновации не прекращаются совсем. Но мир не вернется даже близко к тому уровню массовых инноваций, который наблюдался с 1880‑х до примерно 1970‑х годов. Тогда, по словам Фелпса, произошел самый фундаментальный сдвиг в общественных ценностях. «И глядя на политические процессы, которые раскалывают общество, я плохо себе представляю, чтобы необходимые изменения случились скоро», – резюмирует нобелевский лауреат.

Кто и как изменит мир

Венчурный капиталист Винод Хосла, чье состояние Forbes оценивает в 6,8 млрд долларов, считает изменения неизбежными. В ближайшие 10–25 лет, по его прогнозу, технологии упростят жизнь людей и снизят стоимость труда: «Мы будем способны круглосуточно предоставлять почти бесплатный доступ к учителю на базе искусственного интеллекта для каждого ребенка и к врачу для каждого человека. Миллиарды роботов освободят людей от выполнения нежелательной работы и создадут новую индустрию, по масштабам превосходящую автопром».

Компьютеры станут демократичнее, они будут адаптироваться к людям, а не наоборот. Появится больше миллиарда программистов, все они будут писать на естественном, человеческом языке, и это радикально увеличит количество задач, которые смогут выполнять компьютеры. Искусственный интеллект станет играть большую роль в развлечениях и дизайне. Музыки и развлечений будет в избытке, и они будут подстраиваться под вас и ваше настроение. Создание контента станет общедоступным, что, однако, не изменит отношения к знаменитостям. Доступ в интернет обеспечат миллиарды посредников, которые будут выполнять задания людей и защищать их от навязчивого маркетинга и ботов.

В числе прогнозов Хослы – чистая и контролируемая энергетика, новые транспортные решения, которые позволят долететь от Нью-­Йорка до Лондона за полтора часа, доступный автономный или общественный транспорт в го­родах.

Избыток природных ресурсов докажет несостоятельность паникеров, которые боялись дефицита лития, кобальта и меди. Появятся «зеленые удобрения» и альтернативный белок, который будет вкуснее традиционной говядины и заменит животную пищу. Люди смогут получать индивидуальную медицинскую помощь на базе современных биотехнологий, а ИИ-модели будут использоваться для лечения.

Таково, по мнению инвестора, вероятное будущее в 2035–2049 годах. Затормозить его приход могут политики, которые спекулируют на страхе ради популистской выгоды, сопротивление старых игроков рынка, технические сбои и задержки или антитехнологические настроения. Почвой для последних могут стать, например, не­удачные опыты внедрения искусственного интеллекта. Убить хорошую идею могут и условия финансового рынка, и непредсказуемые «черные лебеди».

Тем не менее изобильное, потрясающее, основанное на технологиях «возможное будущее» вполне вероятно, если мы позволим ему наступить, уверен Хосла. Сделать его реальностью могут немногочисленные предприниматели, которые не придерживаются политики краткосрочных выгод. В отличие от экспертов, которые только экстраполируют прошлое, предприниматели-­визионеры изобретают будущее, которое им нужно.

Думай как венчурный капиталист

Предпринимателей отличает особый способ мышления, который венчурные капиталисты (VC) развивали, чтобы принимать решения и добиваться успеха в нестандартной ситуации.

Об этом говорится в вышедшей в мае книге профессора финансов в Высшей школе бизнеса ­Стэнфордского ­университета Ильи Стребулаева. Его соавтор – работавший в Amazon и McKinsey консультант по технологиям и инновациям Алекс Данг. Название книги, русский перевод которой еще не вышел, можно перевести как «Венчурное мышление: как делать умные ставки и добиться экстраординарного роста».

У VC долгосрочный горизонт планирования, он может пренебрегать краткосрочными прибылями, а неудачи тоже считает результатом. Привык­нуть к поражениям – один из важных навыков. Если тебе повезло опять и опять, это не везение. Достигать удачи все время – важный навык, считает Стребулаев.

В книге много лексики из игорного бизнеса и скачек. На ранней стадии инвестор чаще смотрит на жокея (основателей бизнеса, менеджеров и команду), чем на лошадь (бизнес-­модель, продукт, рынок и тому подобное). Конечно, бизнес-­модель важна, как и размер рынка, ведь на осле скачки не выиграешь. Но жокей в венчурном мире значит гораздо больше, чем во многих традиционных организациях, считает Стребулаев.

Венчурному капиталисту необходимо развивать нетворкинг. Стребулаев называет это «выходить из четырех стен». Ты можешь поговорить с 20 людьми, а потом от 21-го узнать про возможность для инвестиций, идею для исследования или для новой книги. Еще один навык – говорить «нет». Нужно 100 раз сказать «нет», прежде чем инвестировать. Потому что оценить, от чего отказаться, намного эффективнее, чем ломать голову над каждым новым вариантом.

Традиционное мышление хорошо в стабильной среде, но сейчас многие индустрии, казавшиеся неизменными, переживают драматические трансформации. Венчурное мышление нужно в ситуации высокой неопределенности, где много неизвестного, никто не знает правды и ожидаются большие изменения.

Например, согласие – отличная вещь для корпораций, но для мира венчура это большая опасность. Стребулаев ссылается на высказывание Алекса Рэмпелла из Andreessen Horowitz – «убежденность побеждает консенсус». Партнеры с разными мнениями могут согласиться на сделку, если ее сторонник убедит хотя бы некоторых из них. Он приводит в пример Рейда Хоффмана, который провел due diligence и убедил партнеров своей фирмы инвестировать в Airbnb, когда она еще была бессистемным лоскутным стартапом. «Каждому VC нужен провал, этот будет твоим», – говорил Хоффману один из старших партнеров перед сделкой.

Венчурное мышление критически важно для инновационных идей. Оно поможет всем, не только инвесторам, взвешивать альтернативы, принимать решения и двигаться вперед не оглядываясь.