Ксения Апель – о советском авангарде, столь же богатом гениями, сколь и итальянский Ренессанс, и наследии выдающегося мастера конструктивизма Константина Мельникова, работы которого повлияли на развитие архитектуры и дизайна во всем мире.
Сто лет назад, 28 апреля 1925 года, в Париже открылась Всемирная выставка, на которой триумф ожидал молодого архитектора Константина Мельникова, автора павильона СССР. Другой выдающийся мастер – и автор французского павильона – Ле Корбюзье сказал, что работа Мельникова – «единственный павильон на выставке, который стоит смотреть». Международный успех (в Париже Мельников был удостоен Гран-при) был настолько значимым, что в центре Москвы архитектору выделили площадь для строительства собственного дома-мастерской – неслыханная роскошь для Советского Союза.
Сначала фасад дома в Кривоарбатском переулке интригует необычными шестигранными окнами. Но главный фокус в том, что внутри здание больше, чем снаружи: дом состоит из двух разновысотных цилиндров, вставленных один в другой. Внутренняя организация пространства в некотором смысле представляет своеобразную метафору творчества как высшей деятельности.
На первом этаже находятся передняя, столовая (у нее нет дверей, это открытое пространство), комната хозяйки, рабочие комнаты детей, туалетная комната. Лестница, ассоциирующаяся с ее средневековыми предками, выводит на второй – парадный – этаж. Здесь расположены гостиная и спальня. Мельников, размышлявший о том, что человек проводит во сне примерно 20 лет, то есть треть жизни, полагал, что спальня должна быть наполнена воздухом. Чтобы избавиться от лишних перегородок, он создал общую для взрослых и детей спальную комнату. На третьем этаже – сакральное пространство архитектора, мастерская. Благодаря «сотовым» окнам интерьер наполнен рассеянным светом, наиболее удобным для работы.
Недавно Дом Мельникова стал музеем. Правда, сейчас он закрыт на реставрацию, которую планируют окончить в этом году.
Вокруг дома и сейчас есть небольшой садик, а при Мельникове был разбит огород. Сохранилась такая дневниковая запись архитектора: «Похолодало. Огород окончил: посажено 2 гряды огурцов, 1/2 гряды фасоли, 1/2 гряды бобов, 1/4 – репы, 1/4 моркови и 1/2 гряды – всякой всячины». Сейчас этот фрагмент другого измерения особенно живописно контрастирует с расположенным по соседству отделением полиции.
Революция, предполагавшая фундаментальное изменение всего жизненного уклада и переформатирование социальных отношений, породила новые архитектурные типы. Появились клубы рабочих, дома культуры и даже дворцы. Люди больше не ходили в церковь, а телевизионные «хлеб и зрелища» проходили эмбриональную стадию. В рабочих клубах государство организовывало досуг рабочего класса, воспитывало и просвещало. Предшественники клубов, «народные дома», возникли еще в XIX веке и были распространены в Европе. В клубах были зрительные залы, помещения для занятий и собраний. Вспомним кадры с самодеятельными театральными постановками в фильме «Берегись автомобиля» Эльдара Рязанова.
К самым известным произведениям Мельникова (и конструктивизма вообще) относится Клуб Союза коммунальников имени Русакова в Сокольниках, построенный в 1927–1929 годах для сотрудников трамвайного депо. В отличие от своих предшественников архитекторы-конструктивисты продумывают здания изнутри исходя из их функции. Назначение тех или иных пространств определяет формы объемов, которые можно свободно компоновать, а традиционный декор становится не нужен. Игра объемов меняется в зависимости от ракурса и контекста городской среды. Так, Клуб Русакова с разных точек производит абсолютно непохожее впечатление. Со стороны Яузы он напоминает корабль и через цветовое решение перекликается с другими зданиями.
Мельников очень интересно решил пространство зрительного зала: ряды кресел вынесены за пределы основного объема, они нависают над улицей. Эта часть здания напоминает фрагмент шестеренки (новая советская символика, часто возникающая в планах конструктивистских зданий, проявлялась не только в архитектуре, но и в декоративно-прикладном искусстве, например в фарфоре ЛФЗ, бывшего Императорского завода). Проект клуба предполагал, что внутри зал можно будет зонировать перегородками. При желании один зал можно было превратить в три.
Совсем недавно завершилась реставрация еще одного произведения Константина Мельникова – клуба завода «Каучук» на Плющихе. Именно здесь Рязанов снимал сцены с самодеятельным театром из фильма «Берегись автомобиля». Тогда, после ремонта 1950 года, интерьер клуба был переоформлен в духе сталинского ампира. В постсоветское время ДК арендовали сомнительные казино и ночные клубы. Реставрация началась в 2022 году, и сейчас клуб на Плющихе – уютное театральное пространство, которое находится в распоряжении Сеченовского Университета.
К слову, об истории театра и кино применительно к архитектурному наследию конструктивизма. Василий Лановой, Вера Васильева и Валерий Носик первое погружение в профессию начали с кружка в самом известном ДК Москвы – Дворце культуры ЗИЛа, где с 1937 года действовал драмтеатр имени С. Л. Штейна. Здание было разработано и построено в 1930–1937 годах братьями Весниными (советский авангард столь же богат гениями, сколь и итальянский Ренессанс; младшего из братьев, Александра Веснина, Корбюзье величал «духовным отцом русского конструктивизма»).
Как и другие памятники конструктивизма, здание ДК лаконично и стереометрически выразительно, глухие плоскости стен уравновешены остекленными участками. Дворец культуры включает клубную часть, малый зрительный зал, зимний сад, обсерваторию. Жаль, что задуманный Весниными Большой зрительный зал не был построен.
Еще одним новым явлением в архитектурной типологии советских городов стали гаражи для автобусов и грузовиков. Мельников спроектировал гараж на Новорязанской улице и гараж Госплана. Сейчас наиболее известен Бахметьевский гараж, который в 2000‑е годы стал новым культурным центром Москвы. Вообще, наследию Мельникова повезло больше, чем многим работам других конструктивистов – его ключевые московские сооружения недавно были отреставрированы.
Другой тип архитектурных новаций – дома-коммуны. Предполагалось, что революция преобразит всю жизнь человека: все станет общим, а строители прекрасного социалистического строя максимально освободятся от бытовых проблем. А так как женщины наравне с мужчинами участвуют в этом великом процессе, то: «Долой кухонное рабство!» Общие столовые, фабрики-кухни, прачечные, детские сады, спортивные и детские площадки – перечень составляющих домов-коммун вполне конкурирует с современными жилыми комплексами. Разработка жилых ячеек разных типов, которыми можно наполнить освободившуюся площадь жилых корпусов, предвосхищает нынешние градации «студия – пентхаус».
Самый известный в этом смысле – Дом Наркомфина на Новинском бульваре. Его спроектировал еще один мэтр конструктивизма – Моисей Гинзбург. Он считал дома работников Народного комиссариата финансов СССР переходным от традиционного жилья к дому-коммуне. Внутри жилой части здания были продуманы помещения различной высоты и площади (от 35 до 114 м²) в зависимости от типа семьи. В одних ячейках – душевые отсеки и спальные ниши, в других – ванные комнаты и гостиные с потолками высотой 5 м.
На другом бульваре, Гоголевском, находится еще один знаменитый московский пример дома-коммуны. Здание кооператива «Показательное строительство» состоит из двух жилых корпусов (для одиноких и для семейных) и хозяйственного блока. Если в Доме Наркомфина появились жилые ячейки типа F, то в доме на Гоголевском – кухни-шкафы. Жаль, что в современном состоянии утрачены переход между корпусами и площадка на крыше.
Этот жилой комплекс разрабатывала команда архитекторов во главе с Гинзбургом (в доме была его мастерская). Создатели и сами жили здесь, поэтому здание на Гоголевском бульваре стали именовать «Домом архитекторов».
Любопытна история тем, как жилье в кооперативе «Показательное строительство» получил юный гений Иван Леонидов. Он сотрудничал с журналом «Современная архитектура», который издавали Гинзбург и братья Веснины. Во время очередного визита в Москву Ле Корбюзье, который строил здание Центросоюза на Мясницкой и был большим поклонником творчества Леонидова, выразил желание посетить мастерскую советского коллеги. А у Леонидова не то что мастерской – жилья не было. Поэтому в срочном порядке ему выделили жилплощадь на Гоголевском.
Идеи самого Леонидова, за исключением оформления паркового ансамбля с очень красивой лестницей санатория Наркомтяжпрома (позже санаторий имени Серго Орджоникидзе) в Кисловодске, остались нереализованными. В их числе высотное здание Наркомтяжпрома, которое предполагалось воздвигнуть на месте ГУМа. Когда смотришь на проект трехчастного небоскреба, который состоит из центральной цилиндрической и боковых башен-параллелепипедов, соединенных переходами на разной высоте, начинаешь мучиться вопросами. Это Леонидов прозревал, куда придет архитектура через 100 лет? Или архитектурный вектор был выбран из-за Леонидова?
В конкурсе на проект здания Наркомтяжпрома у Ивана Леонидова было много именитых соперников. Знакомый читателю по оформлению станции метро «Красные ворота» Иван Фомин, автор концепции «красной дорики» (сочетание конструктивизма и классической античной архитектуры), предложил огромное сооружение на высоком стилобате с пропилеями в виде тройной триумфальной арки. Константин Мельников спроектировал гигантское подобие зиккурата, увенчанного лежащей буквой «М». В версии братьев Весниных четыре башни высотой 160 м соединяются горизонтальными переходами так, что в композиции гармонируют вертикали и горизонтали.
Все эти проекты масштабны, впечатляющи и утопичны. Понятное желание визуализировать их, как и не построенный в столице Дворец Советов, привело к рождению проекта «Москва, которой не было» и к появлению таких архитектурных эпизодов в последней экранизации романа Булгакова «Мастер и Маргарита».
Еще один гений русского архитектурного авангарда, чьи проекты остались бумажной утопией, но влияние которых выплеснулось далеко за пределы отечества, – Яков Чернихов. В предисловии к книге «Архитектурные фантазии» он говорит: «Разве не следует попытаться показать все то, что зарождается в мозгу зодчего, и вообще выявить сокровенные желания этого зодчего? Пусть подобная работа не будет иметь дальнейшего своего приложения – разве само появление ее на бумаге не вызовет каких-то новых переживаний не только у самого композитора, но и у всякого созерцающего подобное произведение?» Как и в случае с Леонидовым, «Архитектурные фантазии» Чернихова оказались провидением. Иллюстрации его книг слишком похожи на фрагменты нынешних мегаполисов.
Социалистическая утопия привела конструктивизм в провинцию. Одним из самых авангардных городов оказался Иваново, точнее Иваново-Вознесенск, как он назывался до 1932 года. Здесь мы встретим дома-метафоры: дом-птицу, дом-пулю, дом-корабль, знаменитый дом коллективов (дом-коммуна на 400 квартир по проекту еще одного мэтра конструктивизма Ильи Голосова).
Насыщенно конструктивистское наследие Екатеринбурга – это примерно 200 зданий. Здесь находятся «городок чекистов» (жилой комбинат НКВД, состоящий из ДК в форме молота, общежития «Исеть» в виде серпа и других учреждений), здание Свердловской киностудии, относящийся к «городку юстиции» детский сад в форме улитки, а также водонапорная «Белая башня» (на момент постройки у нее был самый большой бак в мире). Для того чтобы этот удивительный объект получил новую жизнь и был отреставрирован, в городе даже проводят фестиваль.
Примерно столько же авангардных построек в Новосибирске. Чаще всего рассказывают о доме с часами, здании Госбанка, доме Советов. В городе действует популяризаторский проект «Ново-Сибирск. Конструктивизм!», в рамках которого разрабатывают экскурсионные маршруты и читают лекции. Мэрия Новосибирска помогла при создании виртуальной карты памятников конструктивизма.
Из знаковых зданий в Самаре отметим фабрику-кухню завода имени Масленникова. Примечательно, что это проект женщины-архитектора Екатерины Максимовой. Фабрика-кухня, где за сутки изготавливали 8 тыс. обедов, имеет форму серпа и молота.
Конструктивистское наследие нашей страны многообразно, разнопланово, и пока еще можно увидеть многие памятники в разных городах. Печально, что сохранность ряда из них под угрозой. Хочется верить, что не только в столицах будут найдены ресурсы и инициативы, которые помогут сохранению авангардного фонда архитектуры.