Владимир, предлагаю начать с главного – с цели. Продажа алкогольных напитков из рук в руки в России запрещена. Так зачем российские любители вина создают коллекции?

Во-первых, это еще одно доказательство того, что не все в мире делается ради денег. Люди коллекционируют вино, потому что это красиво. Приятно хранить его и думать: когда-­нибудь открою, выпью, устрою дегустацию, подарю. Собственную коллекцию человек может предвкушать всю жизнь.

Это также и потакание своему вкусу. Некоторые виноделы, подобно художникам, не сразу приходят к славе, а вы поверили в такого новичка и вложились в его вина, как в произведения искусства. Согласитесь, классно будет позже произвести маленький фурор в кругу друзей: открыть бутылку вслепую, наблюдать, как все цокают языками и восхищаются, а потом открыть этикетку и принимать комплименты своей интуиции. Тот, кто закупился в свое время красностопами «Бюрнье» 2010 и 2011 годов, сделал точную ставку. Сейчас этих вин уже не найти.

Что подсказывают ваши наблюдения: увеличилось ли число коллекционеров в России за последние годы?

По моим ощущениям, Россия за последние годы стала богаче. А если люди становятся богаче, значит, могут позволить себе такое занятие, как коллекционирование. При этом культура коллекционирования вина у нас пока не так сильно развита, как, скажем, у филателистов. Сложно представить себе ситуацию, что один коллекционер говорит другому: слушай, у тебя есть вот такая бутылка, а у меня такая, давай я обменяю твою одну на две моих и еще доплачу.

Какие из известных вам мировых винных собраний вы могли бы назвать выдающимися?

Поскольку я интересуюсь футболом, то знаю, что бессменный тренер «Манчестер Юнайтед» сэр Алекс Фергюсон обладает коллекцией в несколько тысяч бутылок. Какие-то из них он периодически выставляет на благотворительных аукционах. Отельер из Тироля Ади Вернер собирал бордо и бургундию в бутылках 12, 15 и 18 литров, за это его даже прозвали Big Bottle Boy («парень большой бутылки»).

А в России?

Из отечественных собраний я бы отметил центр энотуризма в Крыму Mriya WinePark. Там есть и все российские вина, и вина максимальной цитируемости в мире. Подход неспешной продажи и коллекционирования – у хозяина и шеф-сомелье Wine&Vine в Краснодаре Григория Чегодаева.

Кажется, что рестораны – идеальное место для коллекции. Сразу решен вопрос места для ее хранения. Почему все-таки это не частая практика и лишь в редких ресторанах есть свои коллекции?

В ресторанах самое важное – оборачиваемость вина. Да, некоторые вина стареют красиво, но кто будет платить за время простоя? А еще есть вероятность такого форс-мажора, как устаревание акцизных марок. Как только они меняются, легально продать вино под старым акцизом не получится. Любой ресторатор закладывает эти риски в проект. Вот винодельни держат часть лучших винтажей в бутылках без акцизных марок. Нужно это хотя бы для того, чтобы понимать, каким вино станет через 5, 10 лет. Но и там есть свои административные тонкости.

Места силы и вкуса
«У меня есть участок в Крыму, где я провожу весь сезон, как на дальней даче, поэтому для меня это самый любимый регион. Ялтинский лук ем как снек: нарезаю луковицу и жую, пока смотрю футбол. Наверное, не всем такое понравится. (Смеется.)
Ростов-на-Дону и окрестности – очень атмосферный край с большим выбором специалитетов – от раков и вяленой шамайки до ароматного подсолнечного масла и копченой груши. Осетинские пироги в Осетии совсем не то, что называют ими в Москве. Кроме того, там есть свое темное сладкое пиво с очень низким градусом. Мне же Осетия запомнилась не столько едой, сколько головокружительным ароматом луговых цветов в горных долинах весной. Ради него хочу вернуться».

Есть ли темы для коллекций, к которым, на ваш взгляд, лучше не обращаться?

Собирать можно хоть вина Канарских островов. Но все-таки обычно коллекционирование крутится вокруг классики – в этом есть экономическая целесообразность.

Насколько сегодня уместно говорить о коллекционировании российского вина?

Внутри России запрос на российское вино есть, мы его пьем, и, судя по статистике, с удовольствием. Создавать запас премиальных российских вин, чтобы через 3–5 лет пить их и получать удовольствие от их динамики,  есть смысл. Помню, меня в свое время просто потряс пино нуар Павла Швеца – не могу вспомнить, 2008, 2012 или 2013 года. Если бы сейчас то вино мне предложили за 25  тыс. руб­лей, я бы его купил.

Какой путь в составлении коллекции вы считаете более правильным: опираться на свой вкус и личные предпочтения или доверить выбор консультанту?

Если вам каберне совиньон не нравится, то какой смысл в том, что вы создадите запас и он пролежит у вас 10 лет? Позитивных эмоций это не прибавит. Безусловно, коллекционировать надо то, что вам по душе. Консультация же нужна для того, чтобы понять, нет ли пробелов в собрании. Вдобавок взгляд со стороны позволяет сделать коллекцию более разнообразной и объемной.

Редкие вина, так называемые «единороги», продаются на мировых аукционах. Есть ли уже сейчас российские винные «единороги»?

Для мирового сообщества «единорог» – это все-таки вино с большой историей, стабильно высокими оценками мировых критиков, огромным спросом на протяжении десятилетий. Мы пока можем говорить только о востребованных российских винах, которые быстро заканчиваются, поэтому в них можно вложиться.

Среди таких я бы назвал «Фантом» 2012 года от «Винодельни Ведерниковъ», резервный красностоп от хозяйства «Бюрнье» тоже начала 2010‑х, резервное мерло Alma Valley, игристые «Темелионы» с выдержкой 48 и 60 месяцев от «Лефкадии», пино нуары от Павла Швеца, а у Олега Репина советую обратить внимание на сиру и шенен бланы – последние интересны тем, что он их то делает, то нет, так что, если увидите, надо брать.

В какие малоосвоенные виноделами российские регионы вы верите?

В первую очередь освоенные регионы, Кубань и Крым, еще должны пройти переосмысление по терруарам и понять, где и что лучше всего получается, потому что пока везде получается одинаково. Тот, кто будет простраивать там отдельную нишу для себя с опорой на терруар, окажется в выигрыше. Развивающаяся агрокультура в этих регионах приводит к тому, что на земле, которую в 1970–1980-е годы было сложно использовать под виноградники, сейчас можно работать. Другими словами, лоза идет туда, где раньше ее не было. Например, в центральный и предгорный Крым.

Потенциально интересный регион – Осетия, которая пока охвачена только одним виноделом Константином Дзитоевым. Также отмечу Дагестан – там еще не освоено бессчетное число терруаров, где может получиться что-то устойчиво премиальное. Фантастический сценарий – Чечня. В Российской империи в долине Терека были виноградники. Земля может показывать в Чечне отличные результаты, хотя в силу социально-­культурных особенностей региона работать с лозой там сложно.

Вино производят и в Самарской области. Видите ли вы перспективы у северных зон?

В территории севернее Ростова-на-­Дону и Ставрополя можно только верить. Есть шансы создать премиальное вино и в Самаре, но тут возникает вопрос страхования рисков. Придет мороз, и из 4 тыс. лоз на гектаре выживут 3 тыс. Как тогда покрывать убытки? На мой взгляд, инвестировать лучше в предсказуемые территории.