В конце октября в Казани состоится XVI саммит БРИКС, в этом году проходящий под председательством России. За 18 лет своего существования объединение превратилось в по-настоящему весомую силу, трансформирующую глобальную экономику. WEALTH Navigator совместно с BRICS Magazine изучил ключевые направления мировой экономики, в которых БРИКС уже сегодня начинает менять глобальное соотношение сил.
«Перефразируя известное изречение Вольтера, если бы БРИКС не существовало, его следовало бы придумать. Что мы и сделали», – говорит замглавы МИДа России Сергей Рябков в интервью журналу «Международная жизнь», выпущенному в июне этого года и приуроченному к председательству России в БРИКС. Началом истории БРИКС считается 2006 год, когда Бразилия, Россия, Индия и Китай провели первую неформальную встречу, а уже в 2009‑м состоялся первый саммит в Екатеринбурге. «Все происходило на ощупь. Однако в воздухе витало понимание, что мир меняется», – описывает первые встречи в рамках блока Сергей Рябков. По его словам, очевидным становилось несоответствие между экономической мощью западных стран и государств с быстроразвивающейся экономикой и их политическим весом, представленностью в институтах глобального управления, влиянием на принятие решений.
Саму аббревиатуру еще в 2001 году придумал британский экономист Джим О’Нил, тогда работавший в американском инвестбанке Goldman Sachs. Он исследовал экономический потенциал развивающихся стран и отобрал самые перспективные, которые объединил названием БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай). В далеком 2013 году в интервью журналу BRICS Business Magazine Джим О’Нил утверждал: «К 2050 году крупнейшие экономики мира наверняка не будут богатейшими. Четыре страны БРИК на самом деле стоят на пути того, чтобы перерасти G7 к 2035-му». Что ж, его прогноз уже сбылся, причем даже быстрее, чем ожидал экономист (см. диаграмму G7 vs BRICS).
В 2011 году в организацию вошла ЮАР, превратив БРИК в БРИКС, а с начала 2024 года количество участников выросло вдвое: присоединились Саудовская Аравия, Иран, ОАЭ, Египет и Эфиопия. В интервью Такеру Карлсону в феврале 2024 года Владимир Путин провел такую параллель: в 1992 году доля стран международного клуба G7 в глобальной экономике достигала 47%, а в 2022 году «упала до 30% с небольшим», тогда как доля стран БРИКС в том же 1992‑м доходила до 16%, а ныне превосходит долю «семерки».
О заинтересованности в присоединении к БРИКС уже заявили порядка 30 стран: в том числе Азербайджан, Алжир, Бангладеш, Бахрейн, Белоруссия, Боливия, Венесуэла, Гондурас, Зимбабве, Куба, Кувейт, Нигерия, Пакистан, Палестина, Сенегал, Турция, Шри-Ланка. Особое внимание привлекают ключевые экономики Юго-Восточной Азии – Малайзия и Таиланд: эксперты отмечали, что, если эти государства присоединятся к ядру БРИКС или категории стран-партнеров, другие важнейшие региональные экономики также могут решить укрепить связи с блоком.
Одной из горячих тем стала возможность вступления страны, тесно встроенной в евроатлантическое сообщество, – Турции. По мнению экспертов турецкой Daily Sabah, Анкара заинтересована в экономической диверсификации и видит в БРИКС платформу для влияния на глобальный экономический и политический ландшафт. В частности, членство в БРИКС могло бы послужить стратегическим противовесом альянсам Турции с западными державами. Это позволило бы ей проводить более независимую внешнюю политику и усилило бы переговорные позиции в ООН и G‑20.
Впрочем, пока страны БРИКС подавляющим большинством голосов решили, по словам главы МИДа РФ Сергея Лаврова, «взять паузу с новыми членами, чтобы “переварить” вновь прибывших, которые увеличили состав в два раза». Однако ожидается, что продолжится активная работа с потенциальными партнерами блока в рамках формата «аутрич», который подразумевает участие и сотрудничество с представителями государств, входящих в зону интересов каждой из стран БРИКС. К примеру, в случае ЮАР это страны Африканского континента, Бразилии – государства Латинской Америки и т. д.
«Растущий БРИКС дает развивающимся рынкам возможность согласовать позиции по глобальным темам и новым экономическим возможностям», – отмечают эксперты Boston Consulting Group (BСG) в аналитической работе «Развитие БРИКС и сдвиг миропорядка» (An Evolving BRICS and the Shifting World Order). По мнению аналитиков BСG, укрепление блока может изменить мировой порядок в таких сферах, как энергетика, торговые связи, инфраструктура, денежно-кредитная политика и технологии.
С включением в БРИКС пяти новых участников объединение резко усилило свои позиции на энергетическом рынке. С учетом Ирана, Саудовской Аравии и ОАЭ на страны блока будет приходиться около 40% мировой добычи нефти и около 30% добычи природного газа. Кроме того, среди государств, которые подали заявки на вступление, как минимум половина – крупные поставщики углеводородов.
Значима для энергетического рынка и Эфиопия, которая занимает стратегически важное положение в устье Красного моря и обеспечивает доступ к Суэцкому каналу – ключевому торговому маршруту для ближневосточной нефти. «На повестке дня стоят не только углеводороды, но и цепочки поставок и морские торговые пути», – отмечают аналитики Oilprice.
Важная особенность БРИКС: в блоке состоят и крупные импортеры нефти – Китай и Индия. Наличие крупнейших покупателей и поставщиков нефти внутри одной организации может привести к возникновению параллельной системы торговли энергоносителями, считают аналитики BCG. Они отмечают, что это позволило бы осуществлять транзакции между странами БРИКС+ вне западной финансовой системы и, вероятно, могло бы дать возможность влиять на цены на нефть.
Такое развитие событий является не просто возможным, а скорее даже целевым сценарием для стран БРИКС+, заявил BRICS Magazine главный директор по энергетическому направлению Института энергетики и финансов Алексей Громов. По его словам, фактически уже сегодня создана параллельная система торговли нефтью и нефтепродуктами из России и Ирана, которые направляются главным образом в Индию и Китай с активным использованием так называемого теневого флота и зачастую серых схем страхования и взаиморасчетов за такие поставки, в том числе в национальных валютах.
По мнению Громова, необходимо создать независимый от западных финансовых институтов финансово-логистический контур международной торговли внутри стран БРИКС+. Это было бы выгодно всем: «Для России и Ирана это легальный путь противодействия западным санкциям, для Индии и Китая – возможность беспрепятственно получать необходимые им углеводороды, не опасаясь вторичных санкций, для Саудовской Аравии и ОАЭ это дополнительные возможности экономического развития и укрепления национальных финансовых систем, в том числе путем расширения использования национальных валют при торговых взаиморасчетах», – объясняет Громов.
Так, ОАЭ уже продали Индии около 1 млн баррелей нефти, используя рупии и дирхамы. В июне этого года Саудовская Аравия отказалась продлевать соглашение с США «нефть в обмен на доллары» от 1974 года, что свидетельствует о желании королевства более активно торговать своей нефтью в других валютах.
Торговля – драйвер экономического развития БРИКС, хотя формально страны не связаны экономическими преференциями и торгуют между собой на прежних условиях. Объединение дало площадку для регулярных переговоров и четкий политический сигнал инвесторам к освоению новых рынков. С 2017 по 2022 год товарооборот между пятью первыми членами блока увеличился на 56%, до 422 млрд долларов.
Теперь одна из задач – стратегия торговой либерализации в рамках всего блока, уверен основатель BRICS+ Analytics Ярослав Лисоволик. Он подчеркивает, что если в БРИКС+ будет принято решение о взаимном открытии рынков, процесс должен касаться не только отдельных стран, но и их региональных интеграционных групп: например, Россия участвует в ЕАЭС, Бразилия – в МЕРКОСУР.
Растущий товарооборот между странами БРИКС увеличит торговые потоки в рамках Глобального Юга, а также способен повлиять на торговлю стран блока со своими региональными партнерами. «Например, у стран Латинской Америки доля торговли друг с другом чрезвычайно низкая, в отличие, скажем, от высоких уровней в Евросоюзе», – объясняет эксперт. Он прогнозирует, что рост торговли даст возможности для использования национальных валют и придаст дополнительный импульс инвестициям.
По вопросу создания зоны свободной торговли в рамках БРИКС у стран-участниц нет единого мнения. У некоторых членов союза достаточно высокие импортные тарифы, и внешнеторговая политика не всегда ориентирована на масштабную торговую либерализацию, говорит Лисоволик. А с учетом высокой конкурентоспособности китайских товаров снижение импортных тарифов может обернуться значительным ростом импорта из Китая.
Торговый оборот Китая с прочими странами БРИКС за пять лет вырос вдвое, в то время как с США остался практически на прежнем уровне (см. график «Ежемесячный общий торговый оборот КНР с разными странами и блоками»). Выросла роль Пекина и как поставщика, и как импортера. Как отмечает BCG, Китай стал крупным рынком для бразильских соевых бобов и железной руды, а также важным экспортером технологически сложных товаров, таких как электромобили, солнечные панели и тяжелая техника. В росте товарооборота внутри БРИКС сыграли роль и западные санкции, которые перенаправили российский экспорт в Китай и Индию.
Одна из тенденций торговли среди стран, входящих в группу БРИКС, – отраслевые альянсы. Например, по данным Союза экспортеров зерна, после того как состав блока расширился, производство зерна членами БРИКС (44% от мирового) сравняется с потреблением внутри группы (также 44% от мирового). В прошлом году Россия предложила создать зерновую биржу БРИКС. В перспективе это даст возможность устанавливать цены на зерно, не оглядываясь на американские и европейские биржи, и проводить расчеты в местных валютах.
Альянсы возможны и в других отраслях, поскольку в развивающихся странах Глобального Юга концентрируется большая доля природных ресурсов – например, редкоземельных металлов, говорит Ярослав Лисоволик. В прошлом году Москва предложила создать геологическую платформу стран БРИКС, чтобы укрепить кооперацию геологических служб.
Дедолларизация – отчетливый тренд на долгосрочную перспективу, уверен основатель BRICS Analytics Ярослав Лисоволик. По его мнению, в торговле между странами союза все больше будут использоваться национальные валюты. Примерно 90% всех платежей между Россией и Китаем проводятся в рублях и юанях, сообщил президент России Владимир Путин на переговорах с председателем КНР Си Цзиньпином в мае 2024 года. В 2023 году объем российско-индийских расчетов в рупиях и рублях через инфраструктуру Сбера увеличился в 11 раз относительно 2022‑го, рассказывал в интервью ТАСС заместитель председателя правления Сбербанка Анатолий Попов. По его словам, «рупия в Сбере уже уверенно вышла на второе место как расчетная валюта после, естественно, российского рубля».
Важную роль в дедолларизации могут сыграть и банки развития стран БРИКС и БРИКС+, указывает Лисоволик. Новый банк развития БРИКС (НБР) выдал около одной пятой своих кредитов в китайских юанях и объявлял о намерениях использовать валюты Бразилии и ЮАР – реалы и ранды.
Снизить зависимость от доллара поможет создание собственных платежных систем и другой инфраструктуры. Вместе с партнерами из других стран Россия прорабатывает запуск платформы BRICS Bridge для расчетов в национальных цифровых валютах, предполагается, что центральные банки смогут выпускать цифровые финансовые активы, аналогичные токенам. Есть планы по созданию отдельной валюты для платежей стран БРИКС под названием Unit («Юнит»), которая на 40% будет привязана к цене золота, а на 60% – к корзине национальных валют стран-участниц.
БРИКС+ обладает достаточной критической экономической массой для поиска альтернативы системе расчетов, строящейся вокруг доллара, рассуждают аналитики Franklin Templeton Institute в исследовании «Сможет ли БРИКС+ свергнуть доллар США?» (Will BRICS+ dethrone the US dollar?). Но они подчеркивают, что есть разница между дедолларизацией, «свержением» доллара, продвижением альтернативной глобальной финансовой системы и интернационализацией юаня.
«Китай, Индия и Россия разработали собственную систему финансовых потоков, ориентированную на внутренний рынок. По мере роста торговли внутри БРИКС+ логичным для них будет попытаться сократить транзакционные издержки за счет отказа от третьей валюты. Но дедолларизация сильно отличается от попытки продвинуть альтернативную финансовую систему. И многие страны не считают полную дедолларизацию оптимальной для себя», – утверждают авторы исследования. Они приходят к выводу, что интернационализация юаня продолжится и БРИКС+ со временем может ускорить диверсификацию мировых торговых валют.
Основное препятствие для дедолларизации – высокая инерция существующих процессов, говорит Лисоволик: «Поскольку хорошо развита инфраструктура проведения платежей в долларах, отказ от этой системы при формировании и иногда несовершенстве альтернативных систем может быть сопряжен с транзакционными и временными сложностями». Кроме того, для торговых потоков важна предсказуемость динамики курса, а в последние годы волатильность валют развивающихся стран была высокой.
Одно из достижений БРИКС – созданный в 2014 году Новый банк развития (НБР), который занимается финансированием инфраструктурных проектов и устойчивого развития. За время работы банк выдал займы на реализацию 96 проектов в пяти странах БРИКС на общую сумму 33 млрд долларов. «В период пандемии для борьбы с коронавирусной инфекцией странам БРИКС по линии Нового банка развития было предусмотрено выделение 10 млрд долларов», – рассказывал замглавы МИДа РФ Сергей Рябков в интервью «Международной жизни». Кроме того, Египет, Индия, Россия, Саудовская Аравия и ОАЭ – акционеры возглавляемого Китаем Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ) (на сегодня НБР и АБИИ не участвуют в финансировании российских проектов из-за санкций).
Аналитики Franklin Templeton Institute называют НБР «ощутимым сигналом о намерениях». Они отмечают, что до его создания в БРИКС проходила лишь дискуссия на тему альтернативы западоцентричному мировому порядку с критикой таких организаций, как ООН и Всемирный банк. НБР усиливает существующую риторику и, несомненно, полезен для стран БРИКС, пишут исследователи. Они полагают, что инвесторам следует рассматривать НБР как проект, который будет расти как по размеру, так и по важности как кредитор Глобального Юга, поскольку это одна из немногих областей, по которым все члены БРИКС могут прийти к согласию.
На саммите БРИКС в 2023 году премьер-министр Индии Нарендра Моди предложил создать в рамках блока космический консорциум. Предложение прозвучало сразу после триумфа индийской космонавтики: индийская лунная станция «Чандраян‑3» совершила мягкую посадку на поверхности Луны. Моди, находившийся в тот момент на саммите в Йоханнесбурге, наблюдал за посадкой в прямом эфире. Расширение взаимодействия обсуждалось и на встрече глав космических агентств стран БРИКС в Москве в мае 2024 года.
Одна из важных инициатив – партнерство по новой промышленной (цифровой) революции (PartNIR): речь о новом подходе к производству, который означает массовое внедрение в промышленность информационных технологий и автоматизацию бизнес-процессов. Идею объединить усилия в этой области предложил лидер КНР Си Цзиньпин, выступая в 2017 году на саммите в китайском Сямыне. Страны не только обсуждают промышленную кооперацию на форумах и рабочих встречах: так, с 2020 года в Сямыне работает инновационный центр партнерства, на церемонии открытия которого были заключены соглашения по 28 проектам с общим объемом инвестиций около 13 млрд юаней (около 2 млрд долларов).
Есть и российская инициатива – создание Центра промышленных компетенций стран БРИКС для обмена опытом, обучения и тренингов, развития совместных стартапов и помощи индустриальным компаниям в поиске партнеров. Еще одна его задача – гармонизация национальных стандартов продукции с мировыми, чтобы упростить продвижение товаров на другие рынки. Работа над запуском идет, подтвердил на международной выставке ИННОПРОМ‑2024 в Екатеринбурге заместитель министра промышленности и торговли Алексей Груздев. По его словам, центр будет создан на базе ЮНИДО – Организации Объединенных Наций по промышленному развитию.
Согласно «Глобальному индексу инноваций», большинство стран БРИКС+ являются лидерами по инновациям в своих группах по уровню дохода населения и занимают ведущие позиции в своих регионах. Все страны – участницы блока развивают свой научный потенциал, однако лидирует, несомненно, Китай – причем не только в БРИКС, но и в мире. «Китай стал научной сверхдержавой», – отмечает британский журнал The Economist: страна возглавляет рейтинг по научным публикациям Nature Index, в Китае выдается больше патентов, чем в любом другом государстве. С конца 2000‑х годов в страну возвращалось больше ученых, чем уезжало, и сейчас в Китае работает больше исследователей, чем в Америке и во всем ЕС.
Экономики стран БРИКС дополняют друг друга за счет разного географического положения и векторов развития, во многом страны-участницы схожи: они имеют значительные природные ресурсы, научный и инновационный потенциал. «БРИКС можно сравнить с грамотно сформированным инвестиционным портфелем, – отмечал в интервью журналу ”Международная жизнь” замминистра иностранных дел России Сергей Рябков. – Отвечая на вызовы времени и отталкиваясь от практических нужд, различные аспекты сотрудничества то несколько пробуксовывают по объективным обстоятельствам, то, наоборот, “выстреливают”, и в целом мы получаем совокупный положительный эффект».